Людмила Викторовна, учительница. До аварии жительница города атомщиков Припяти. “Припять -примерно такой город, как Мончегорск. И жила я там с семьей с самого начала. Когда случилась беда, то наш город вообще не называли, как будто его не существовало. Мы оказались как бы в тени слова “Чернобыль”. А между тем первый, самый страшный удар пришелся как раз на нас, ведь от города до атомной станции примерно как от Мончегорска до “Североникеля”… Пешком до работы-двадцать минут…

В тот день мы встали рано, часа в четыре утра, и уже в пять поехали в Киев встречать мужа. Меня удивила сизая дымка, заполнявшая воздух. Но решила: утро просто такое. И мысли не было, что что-то случилось. Мы ведь могли посмотреть в сторону станции, когда проезжали поворот на трассу. Но мы даже головы в ту сторону не повернули. Так что уехали из Припяти в полном неведении. Хотя в городе было какое-то необычное оживление и стояли посты. И вдруг… По пути навстречу нам машин восемнадцать пожарных… У нас уже был крупный пожар накануне, когда погибли люди… Значит, что-то все-таки случилось… А потом, уже за Чернобылем, пошли “скорые” в небывалом количестве. И все же никто из нас не предполагал взрыва…

…Обратный путь.  Выехали часа в два дня… Проехали первый населенный пункт – не пускают. Уговорили, пропустили: у меня там были дети, младшему Ванечке всего шесть месяцев. В Чернобыле нас остановили напрочь, никто ничего не объясняем… Предложили: идите пешком. Мы, когда все же удалось поехать дальше, увидели потрясающую картину. Утром масса людей выехала по делам в Чернобыль. А когда дорогу для проезда закрыли, то двадцать километров пешком, по пыли, еще не ведая, что раскрылся реактор, шли люди… К себе в Припять, навстречу беде. Что мы передумали, пока то окольными путями через лес, то уговорив постовых, добрались до Припяти, не описать… Казалось, что ждет нас разрушенный до основания город. Но подъехали – тишина, бабки сидят, разговаривают, город абсолютно спокоен, играют дети… Из торгового центра, где был ресторан, выходит свадьба (в этот день в Припяти сыграли 16 свадеб – Г.Л.). А ведь было уже за 7 часов вечера. Никто вроде ничего не знает: “Да там, на станции, вроде что-то горит…” Полное спокойствие… Сын у меня, как потом оказалось, до четырех часов гулял, был на заливе… Уже потом мы пошли на крышу девятиэтажки смотреть, что же там случилось. И увидели: развороченный реактор… И свечение… Как нимб… Стало понятно: произошло что-то страшное. Но узнать что-либо было невозможно. Однако через день некоторые семьи на машинах поехали из города… Те, у кого мужья-инженеры со станции дали информацию. Но посты уже закрыли город… Поэтому “специалисты по отъезду” делились информацией, как можно объехать посты.

Движение от нас и к нам – только спецтехника. Информации ноль… И вдруг 28 апреля без пятнадцати два дня по радио: “На станции авария, не переживайте, в два часа будут поданы автобусы, и вы будете временно вывезены… С собой ничего не берите, только документы, зубную щетку…” И фраза, которую я запомнила на всю жизнь: “Всем необходимым вы будете обеспечены в пут и следования и в конечном пункте”. Очередная ложь…

“… Ровно в 14 часов подали автобусы, огромное число, уставили весь город… Я заявила, что мне обязательно нужны вещи и питание для миленького о сына… После долгих переговоров, после того, как я сказала, что иначе не поеду, разрешили взять. А почти все вышли с легкими пакетами, как будто на несколько часов. Оказалось – на всю оставшуюся жизнь. Мы уже сидели в автобусах, koгда сообщили:” Имеющие свои машины могут ими воспользоваться”. Вскоре колонна тронулась, а за ней и мы… Ехали в сплошной пыли, наглотались под самую завязку… Людей стали распределять по деревням: маленькая деревня – один автобус, большая – два… Нас определили в Полесском к деду с бабкой… И, мы это вскоре поняли, забыли… Через несколько дней поехали люди в Припять загружать песок… Мы этим воспользовались и оказались вновь дома. Переночевали, взяли все необходимое. Заперли дверь. И, как оказалось, простились с домом навсегда… Навсегда…”

 

ЖУРНАЛИСТСКОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ: Долгим был наш разговор с Людмилой Викторовной. И о том, как они пробирались до Киева, где была паника, где никто толком ничего не знал и не понимал. Как обнаружили у них при осмотре страшный фон, и им пришлось сменить всю одежду. И про то, что нигде: ни в Совете Министров Украины?!) помочь им уехать к друзьям на Север. И тогда отчаявшийся муж, который не мог пробиться к кассам Аэрофлота, закричал: “Пропустите меня, я из Припяти!…” И раздвинулась толпа, шарахнулась от него, как от прокаженного… А в Ленинграде их сняли с рейса, так как чемодан был “полон” радиации… Хотели поместить в больницу, но старый профессор сказал им: “Милочка, вы не езжайте туда… Реальной помощи, деточка моя, мы вам все равно оказать не можем…”

 

Людмила Викторовна считает, что ей просто везло на хороших, добрых людей. И только благодаря им смогла семья добраться до Мончегорска, устроиться, получить работу… Но Чернобыль не отпускает… И, зажав всю себя в кулак, сражается мама за старшего сына. Объездила все институты. А потом поняла: только она может спасти ребенка. И пока, как сказала мне, “держимся. У младшего, тьфу-тьфу, все нормально…” Пусть так и будет в их жизни: ВСЕ НОРМАЛЬНО

 

Из архива Геннадия Анатольевича Лейбензона.